Page 231 - Славянское царство

тайны при помощи вина, а не истязаний); или же, если тот окажется невиновным,
освободить себя от всяких подозрений на его счет. Итак, во время ужина князь Лазарь,
держа в правой руке чашу с вином, обратился к Милошу с такими словами: «Тебе,
Милош, дарую это вино вместе с чашей, хотя передо мной тебя и обвинили в измене».
Милош, ничем не проявив в лице свою причастность, осушил принятый сосуд,
поднялся на ноги и сказал: «Сейчас не время, князь и государь мой Лазарь,
препираться словами — враг уже выстроил свои боевые порядки. Завтра утром я
докажу на деле, что мой обвинитель обманщик и лжец, и что я всегда хранил верность
своему господину». Лазарь ничего ему не ответил, лишь повелев вернуться за стол.
Однако Милош, не сомкнув за ночь глаз, с первыми утренними лучами, никого не
предупредив, сел на коня и, повернув копье острием назад (что у славян является
знаком перебежчика), поскакал в турецкий лагерь, где имя его было хорошо известно.
Посему его немедленно провели в шатер турецкого императора, который был весьма
обрадован его прибытием. Там, пав ниц (как принято у турок) в знак почтения к
императору, он, пока в поклоне целовал его руку, незаметно выхватил спрятанный на
груди кинжал и вонзил его в чрево Мурада. При попытке выбраться из шатра он был
тяжело ранен телохранителями Турка и там же вскоре скончался. Тут Лаоник
выражает некоторые сомнения в том, как смог Милош пронести копье, чтобы ранить
Мурада, и янычары его не задержали. Однако, как было сказано, Милош нес копье не
для того, чтобы ранить им Турка, а в знак того, что он отложился от христиан. И
ударил он Варвара не копьем (как полагают некоторые), а кинжалом. Посему с того
времени (согласно тому, что сообщают Лаоник и Леунклавий) у турок вошло в закон,
что всякого, приходящего целовать руку у их государя, двое телохранителей держат
за руки, чтобы он не мог нанести какого‑либо вреда его персоне, как Милош —
Мураду. Когда известие об упомянутом бегстве Милоша распространилось в лагере
христиан, некоторые из военачальников, еще не зная об участи, постигшей Турка,
начали опасаться за свою судьбу. Они говорили, что не видят пути к спасению, и
убеждали остальных отказаться от сражения и, сложив оружие, сдаться на милость
неприятеля. Князь Лазарь, узнав об этом, созвал всех к себе и обратился к ним с
такими словами: «Куда, куда же теперь подевались, доблестные мои товарищи, все
ваши редкие качества, ярость и отвага, презрение к смерти, благодаря которым до
сего дня слава ваша и всей Славонии гремела на весь свет? Что с нами может
случиться? Мы можем умереть, но умереть как мужи. Мы можем лишиться жизни, но
с честью для себя и с уроном для противника. Мы можем приблизить тот последний
предел, который уготован всем от рождения, но с преимуществом для себя и с потерей
для врага. Не лучше ли умереть со славой, чем жить с позором? Когда и умирать, как
не тогда, когда сам страстно желаешь смерти? Скажите мне, если вы сдадитесь им в
рабство, вы не умрете, как все остальные, раз уже всем суждено умереть? Разумеется,
и вы умрете, но умрете в бесконечных муках, с проклятьями, со стыдом и бесчестьем,
не только для вас самих, но и для всей вашей страны. Так не лучше ли, раз суждено
умереть, встретить смерть во всеоружии как доблестные воины, чем нагим, в цепях,
чтобы быть зарезанным как скотина? Если вы уверены, что вам все равно умирать,
как глупо бояться того, чего не избежать никому? Не избежишь смерти, отсрочивая
ее, но растратишь всю славу, стремясь ее избежать. И разве смерть не есть конец и
завершение всех бед? И этот конец, как доказывает разум, не может быть тяжелым,

К оглавлению