Исповедь политрука
Вопросы исторической правды всё чаще стоят на повестке дня. Выходят новые квази-исторические фильмы, которые каждый раз заставляют зрителя задуматься, что ему нужнее всего — хлеба и зрелищ или смыслов? Особо ушлые выбирают и то, и другое. Но ухитриться усидеть на двух стульях может не каждый. Поэтому справедливо возникает вопрос, узнать максимум информации по теме, погрузиться в эпоху, чтобы после этого иметь под ногами твёрдую почву для суждения и размышлений.
Вы знаете, у нас очень творческий народ. И часто народной творчество является кривым зеркалом от нашего прошлого. В него можно заглянуть, увидеть в некотором искажении черты прошлых лет. Кого-то даже такое народное творчество заставит улыбнуться.
Поэтому я бы хотел обратить ваше внимание на небольшой рассказ неизвестного автора, который называется, как озаглавлен данный материал — «Исповедь политрука».
«Историк Сергей Мироненко ощутил пинок в зад и рухнул на мерзлое дно траншеи. Всё ещё не веря в происходящее, он поднялся и глянул вверх. На краю траншеи полукругом стояли бойцы Красной Армии.
 — Это последний? — уточнил один из военных, видимо, командир.
 — Так точно, товарищ политрук! — отрапортовал боец, чей пинок направил директора Госархива в траншею.
 — Простите, что происходит? — пролепетал историк.
 — Как что происходит? — ухмыльнулся политрук. — Происходит установление исторической справедливости. Сейчас ты, Мироненко, спасёшь Москву от немецко-фашистских оккупантов.
 Политрук указал на поле, на котором в ожидании застыли несколько десятков немецких танков. Танкисты вылезли на башни и, ёжась от холода, с интересом наблюдали за происходящим на русских позициях.
 — Я? Почему я? — потрясённо спросил Мироненко. — Какое отношение я к этому имею?
 — Самое прямое, — ответил политрук. — Все вы тут имеете самое прямое к этому отношение!
 Командир указал Мироненко на траншею и историк увидел, что она полна уважаемых людей: тут уже находились академик Пивоваров и его племянник-журналист, у пулемёта с выпученными глазами расположился Сванидзе, рядом с ним дрожал то ли от холода, то ли от ужаса главный десталинизатор Федотов, дальше были ещё знакомые лица, но перепуганный архивист начисто забыл их фамилии.
 — А что мы все здесь делаем? — спросил Мироненко. — Это же не наша эпоха!
 Бойцы дружно захохотали. Хохотали не только русские, но и немцы, и даже убитый недавно немецкий танкист, пытаясь сохранять приличия и делая вид, что ничего не слышит, тем не менее, подрагивал от смеха.
 — Да? — удивился политрук. — Но вы же все так подробно рассказываете, как это было на самом деле! Вы же с пеной у рта объясняете, что мы Гитлера трупами закидали. Это же вы кричите, что народ войну выиграл, а не командиры, и тем более не Сталин. Это же вы всем объясняете, что советские герои — это миф! Ты же сам, Мироненко, рассказывал, что мы — миф!
 — Простите, вы политрук Клочков? — спросил Мироненко.
 — Именно, — ответил командир. — А это мои бойцы, которым суждено сложить головы в этом бою у разъезда Дубосеково! Но ты же, Мироненко, уверял, что всё было не так, что все эти герои — пропагандистский миф! И знаешь, что мы решили? Мы решили и вправду побыть мифом. А Москву оборонять доверить проверенным и надёжным людям. В частности, тебе!
 — А вы? — тихо спросил историк.
 — А мы в тыл, — ответил один из бойцов. — Мы тут с ребятами думали насмерть стоять за Родину, за Сталина, но раз мы миф, то чего зря под пули подставляться? Воюйте сами!
 — Эй, русские, вы долго ещё? — прокричал продрогший немецкий танкист.
 — Сейчас, Ганс, сейчас — махнул ему политрук. — Видишь, Мироненко, время не терпит. Пора уже Родину вам защищать.
 Тут из окопа выскочил телеведущий Пивоваров и с поднятыми руками резво бросился к немцам. В руках он держал белые кальсоны, которыми активно махал.
 — Срам-то какой..., — произнёс один из бойцов.
 — Не переживай, — хмыкнул Клочков. — Это уже не наш срам.
 Двое немецких танкистов отловили Пивоварова и за руки дотащили его до траншеи, сбросив вниз.
 — Швайне, — выругался немец, разглядывая комбинезон. — Этот ваш герой мне со страху штанину обоссал!
 Второй танкист стрельнул у панфиловцев закурить и, затянувшись, сказал:
 — Да, камрады, не повезло вам! И за этих вот вы тут умирали! Неужто в нашем фатерлянде такие же выросли?..
 — Да нет, камрад, — ответил ему один из панфиловцев. — У вас теперь и таких нет. Только геи да турки.
 — А кто такие геи? — уточнил немец.
 Боец Красной Армии прошептал ответ агрессору на ухо. Лицо немца залила краска стыда. Махнув рукой, он пошёл к танку.
 — Давайте побыстрее кончайте с нами, — сказал он. — От таких дел снова умереть хочется.
 Из траншеи к политруку кинулся Сванидзе.
 — Товарищ командир, вы меня неправильно поняли, я ничего такого не говорил! И потом, мне нельзя, у меня «белый билет», у меня зрение плохое и язва!
 Политрук доверительно наклонился к Сванидзе:
 — А ты думаешь, тирана Сталина это волновало? Он же пушечным мясом врага заваливал! И тем более, я тебе не командир. У вас свой есть — опытный и проверенный! Вот он как раз идёт!
Из глубины траншеи к месту разговора подходил Никита Михалков, держа в руках черенок от лопаты.
 — Товарищ политрук, как с этим можно воевать против танков? — взмолился режиссёр.
 — Тебе виднее, — ответил командир. — Ты же это уже проделывал. Да, там у тебя, кстати, кровати сложены. Можешь из них быстренько противотанковую оборону наладить! Ну, или помолись, что ли. Авось поможет!
 Тут политрук скомандовал построение своих бойцов.
 — Куда вы? — с тоской в голосе спросил Михалков.
 — Как куда? — усмехнулся политрук. — Занимать позицию у вас в тылу! Заградотряда НКВД под рукой нет, так что мы сами его заменим! И если какая-то сволочь из вашего штрафбата рванёт с позиции, расстреляем на месте за трусость и измену Родине!
 — Так ведь штрафбатов ещё нет!
 — Один создали. Специально для вас!
 Немецкие танки взревели моторами. В траншее послышались отчаянные крики и ругань — новые защитники Москвы выясняли, кто первым начал разоблачать мифы и втравил их в эту историю. Всем скопом били Федотова, после чего его с бутылкой выкинули из траншеи под немецкий танк. Кто-то крикнул ему на прощание:
 — Ну, за Родину, за Сталина!
 Михалков вцепился в уходящего политрука:
 — Товарищ, у меня отец воевал, я всегда был патриотом и защитником героев, помогите мне!
 — Только из уважения к тебе, — ответил политрук. — Даю отличное средство для сражения с врагом! Лучше не бывает!
 И командир протянул режиссёру бадминтонную ракетку и три воланчика.
 — Прощай, Родина тебя не забудет, — похлопал политрук Михалкова на прощание и устремился вслед своим уходящим бойцам».
За Родину! За Сталина! В атаку!- крикнул молоденький лейтенант.
- Да ну нах, - сказал рядовой Белолентов, бросая винтовку. - Стреляй, не пойду!
Лейтенант от неожиданности спрыгнул обратно в окоп. Рядового надо было кончать, но лейтенант еще никогда не расстреливал дезертиров.
- Почему это не пойдешь? 
 - Вот еще! Пердолить куда-то, гибнуть. За что? 
 - Как это за что? За родину же! За семьи, за детей.
Рядовой Белолентов сплюнул.
- За детей? Да мой правнук в 2013 году знаешь что про меня скажет? Что я сталинское пушечное мясо.
Лейтенант растеряно обернулся. Такого он не ожидал, и теперь рассчитывал на поддержку других бойцов.
- Дело Белолентов говорит, - сказал сержант Кудрин. - Моя внучка колонку напишет, что лично я, - Кудрин что-то подсчитал в уме, - изнасиловал приблизительно 238 немок.
- Везет тебе, - завистливо вздохнул рядовой Чубайс. - Мои-то скажут, что я сталинистом был поганым. Душителем народов.
- А мои скажут, - вздохнул политрук Гозман, - что они пили бы баварское.
- Твои?! - изумился лейтенант.
Гозман развел руками.
- Верно, верно, - загалдели остальные, - весь фейсбук засрут из-за парада. Мол, в пробках хуже, чем в газовой камере.
Все опять покосились на Гозмана. Он покраснел.
- Так что вы как хотите, - сказал Белолентов, - а я сваливаю. Пусть баварское пьют. Если родятся.
Белолентов вылез из окопа с другой стороны и зашагал в тыл. Никаких заградотрядов не было: они тоже разошлись, вспомнив, что правнуки назовут их палачами.
За Белолентовым потянулись и остальные бойцы.
Молоденький лейтенант попытался выполнить свой воинский долг и уничтожить подлых дезертиров, но тут вспомнил, что его сын под конец жизни напишет монографию "Сталин хуже Гитлера".
Дорога на Москву была свободна.