Мы стали привыкать стесняться... О Казахстане, русском языке и уроках истории
Что мы видим, оглядываясь назад в прошлое? Цифры? Даты? Строчки в школьных учебниках? А эти строчки меняются. В угоду времени, политике, конъюнктуре. Пишутся новые строчки, и, кажется, история становится зыбкой и рыхлой, расползающейся, как тесто. Победы становятся поражениями, мир – войной, чёрное – белым, синим, серо-буро-малиновым. И теряются в этой цветной каше все ориентиры. Но стоит поднять глаза от лукавых строчек – и видишь, что история материальна, она везде, вокруг, рядом, раскинулась под окном ветвями посаженного четверть века назад тополя, застыла в полувековом кирпичном доме, уткнулась в небо шпилем на столетней церковной колокольне.
Да, её можно попытаться вывернуть наизнанку, оборотить в свою пользу, интерпретировать, оболгать, что сплошь и рядом норовят сделать, но невозможно изменить. К счастью, и переиначить её не так просто. История не слепа, глуха и нема. Она говорит с нами, говорит через годы, десятилетия голосами людей, которых, быть может, уже и нет с нами. Но их можно услышать. Даже спустя полвека.
«Знание русского языка в нашей жизни трудно переоценить. Он для нас, как хлеб насущный, и мы должны вести этот предмет доброкачественно, умело. Для этого надо, прежде всего, выработать учебную программу и методику преподавания русского языка в начальных классах».
Ж. Есенбаева – преподаватель русского языка Ак-Кудукской казахской восьмилетней школы Ленинградского района, 1962 год.
«…Долголетняя практика преподавания убедила меня, что казахские дети с большой любовью изучают русский язык. Правда, есть ещё учащиеся-казахи, которые имеют большие пробелы в знаниях. Но это исправимое дело! Нужно лишь по-настоящему, с большой любовью взяться за устранение недочётов».
Б. Жакупова – учительница русского языка, Кокчетав, 1962 год.
А теперь вернемся в сегодняшний день. Цитата из газетной публикации: «В Семее (город Семей, бывший Семипалатинск. – Ред.) депутат городского маслихата – генеральный директор Прииртышской бройлерной фабрики, член партии “Нур Отан” Бейсенгазы Тастекеев – высказался против присвоения звания почетного гражданина города директору музея изобразительных искусств имени семьи Невзоровых Татьяне Стромской на том основании, что она… не владеет государственным языком!»
С какого момента всё изменилось? Может, это был 1993 год, когда в Конституции прописали один-единственный государственный язык, а русский назвали «языком межнационального общения»? А может, 1994-й, когда из страны выехало более 800 тысяч русских и русскоязычных? Или всё-таки 1995-й, когда русский язык лишили и прежнего статуса, ограничив его «официальное употребление» государственными организациями и органами местного самоуправления? А может, и не было никакого поворотного момента, была просто целенаправленная политика, неявная, негласная, но намеренно завуалированная так небрежно, чтобы, с одной стороны, не было очевидно проявленных недовольств и возмущений, а с другой – всем стало ясно, что есть лишь два пути: принять или уехать.
Многие поняли. И уехали. Кто-то остался, решив бороться и отстаивать своё право на равенство. Большинство быстро или со временем, но усмирили. Заменили лубочными марионетками. Кое-кто трепыхается ещё, стараясь не замечать всегда занесённого над головой «дамоклова меча». Насколько их хватит?
Но осталось много тех, кто принял официальную линию, отказавшись от самого себя. Эти люди не захотели выбирать, подсознательно (а кто-то осознанно) делая вид, что всё нормально, что ничего, в сущности, не поменялось. Даже когда звучали тревожные звоночки, когда на страницах газет в приложении к России и СССР стали всё чаще мелькать словосочетания «колонизаторская политика», «тоталитарный режим», «угнетение казахского народа», «мрачное наследие советского прошлого». Даже когда эти слова зазвучали не только из уст пропагандистов, но и учителей истории, а от школьной программы стали откусывать всё больше часов русского языка; когда русская речь становилась всё менее слышна в сетке казахстанского теле- и радиовещания, когда с карты страны стали исчезать русские названия городов, деревень, посёлков, а улицы, названные в честь русских и советских писателей, учёных, героев войны и труда, запестрели новыми, доселе незнакомыми большинству именами, когда стали исчезать памятники русской истории, когда кадровый состав госслужащих стал практически мононациональным, а таблички на их дверях стали писаться исключительно на казахском, когда стали мелькать публикации различных деятелей и учёных, которые призывали к насильственной депортации русских, строительству казахского национального государства…
С экранов телевизоров с нами говорили мужчины и женщины, политики и артисты, банкиры и журналисты, люди самых разных возрастов, профессий, национальностей, строгие и добрые, умные и серьёзные, весёлые и обаятельные, но все они, как на подбор, говорили одно: о том, как плохо нам всем жилось раньше, о том, как хорошо нам живётся сейчас, и о том, как замечательно мы будем жить в ближайшем будущем.
Поверить в это было тяжело, потому многие из нас продолжали мотать головой в отрицании. Ведь наша культура, наша история приучили нас к тому, что все люди – братья, что все мы – граждане одной страны, равные между собой, что всё должно быть по справедливости, а то, что происходит, – оно несправедливо и, следовательно, не может происходить в нашей стране! Всё это лишь временно, всё устаканится, войдёт в русло, всё действительно будет хорошо, и все мы на самом деле будем жить лучше прежнего… Но всё этот никак не заканчивалось, а маховик крутился и крутился, а мы с тоской смотрели по сторонам, по вечерам собирались на кухнях и спрашивали друг друга: «Что происходит?» Мы задавали этот вопрос самим себе и не могли найти ответа. А потом кому-то, очередному из нас, надоедало задавать себе эти вопросы, он начинал паковать чемоданы и, с горечью глянув в последний раз на знакомые пейзажи – на тополь во дворе, с которым вместе рос и взрослел, на дом, где прожил всю жизнь, на колокольню, на которую лазал мальчишкой, садился в автобус, поезд, самолёт, чтобы больше никогда не вернуться. Где-то в это время щёлкал невидимый счётчик, цифры на котором сначала перевалили за миллион, потом за два, потом за три…
И с каждым уехавшим рвалась ещё одна нить, державшая что-то очень важное, нити редели, и на их местах в этом общем гобелене интернационализма появлялись дыры, прорехи, которые означали опустевшие сёла, деревни, брошенные недостроенными дачи, тёмные окна нежилых квартир… Нити обрывались, и обрывались связи – культурные, экономические, политические, социальные, рвалась сама связь времён…
Оставшиеся лишь вжимали головы в плечи, замыкаясь в себе, а в глубине души рождалось некое чувство отчуждения по отношению к окружающей действительности. Самое горькое, что мы, оставшиеся, стали привыкать. Человек ведь ко всему привыкает. Мы стали привыкать стесняться. Стесняться своей этничности, своего прошлого, своих предков. Стесняться незнания государственного языка. Стесняться знания русского. Стали привыкать к тому, что язык, на котором говорили и тот, кто сажал тополя 25 лет назад, и тот, кто закладывал фундамент дома 50 лет назад, и тот, кто звонил в колокол 100 лет назад, язык, на котором нам пели колыбельные, читали сказки (и казахские сказки тоже!), на котором мы учились, взрослели, объяснялись в любви, строили планы на будущее, – уже НЕ ЯВЛЯЕТСЯ государственным! Нам лишь разрешается использовать его для связи с бюрократическим аппаратом этого государства.
Впрочем, есть те, кто хочет лишить нас и этого минимума. И мы стали стесняться говорить об этом. О том, что данное положение вещей неестественно и ненормально! Что страдают от этого все – казахи, русские, белорусы, узбеки, украинцы, немцы – вся пока ещё многонациональная страна. Мы даже стали привыкать получать моральные тычки от так называемых национал-патриотов и «проглатывать» их… Мало ли что говорят!.. Лишь бы не было войны, ну, правда же?..
А откуда-то сверху всё громче слышится: «Правда-правда!.. А вы, ребята, привыкайте… А то, как поётся: «Давай, до свидания!»… Не нравится – не неволим! У нас межнациональные мир и согласие, тишь да благодать, и вообще с нас весь мир пример берёт… Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем…Так что не портите своими унылыми физиономиями нашу глянцевую картинку… Ну-ка, все дружно скажем: «Сыыырррр!..»
И останется лишь спилить тополь, снести дом, сбросить на землю колокол… Но рассеется пыль, и увидишь за развалинами – тянутся улицы, засаженные тополями, стоят постаревшие за полвека дома, а над ними плывёт колокольный звон… Историю не обманешь. А за пренебрежение её уроками она рано или поздно наказывает.