Page 222 - Славянское царство

всемерную поддержку, так как рагузинцы опасались, что по примеру которцев и их
подданные могут осмелиться на подобные оскорбительные действия по отношению
к своим магистратам. Поскольку, как было не раз сказано, в ту пору город был в союзе
с венгерской короной, [рагузинцы] отправили посольство к Миклошу Сечи (Nicolo
Sceez), которого король Лайош сделал баном Далмации и Хорватии, с просьбой своей
властью призвать которцев к порядку. Тот написал несколько угрожающих посланий
к которцам и передал их рагузинцам. Последние, пригласив в Рагузу для переговоров
которцев Медоя и Матея, главарей упомянутого бунта, убедили их примириться со
своим магистратом и остальными нобилями и разрешить им вернуться в город. Для
большей верности они отправили в Котор с [упомянутыми] посланиями бана своего
посла, Матея Джорджича, красноречивого оратора и доблестного воина, который
отбыл вместе с вышеупомянутыми Медоем и Матеем. Прибыв в Котор, он приложил
все старания, чтобы успокоить народ, который, после некоторых препирательств,
согласился сделать то, о чем просил посол из Рагузы, при условии, однако, что в
будущем против него не будет предпринято никаких мер. Посол от имени своей
Республики сделал необходимые заверения, и народ успокоился. Жители Перашта
были крайне недовольны заключенным миром и продолжали бунтовать, ссылаясь на
то, что им в первую очередь приходится страдать и нести ущерб из‑за заносчивости
которских нобилей. В конце концов, и они были успокоены упомянутым Медоем,
который в ту пору пользовался в Которе огромным влиянием, и никто, не только из
народа, но и из нобилей, не мог сравниться с ним в богатстве. Детьми одного из его
сыновей по имени Никша (Nichscia) были Франо (Franco) и Клара, ставшая
впоследствии женой рагузинского дворянина Матея Лукаревича, бана Далмации и
Хорватии, о котором в ряде мест весьма уважительно отзывается Бонфини.
Итак, заключив упомянутым образом, в 1383 году рагузинцы и которцы вновь
нарушили его, вступив в войну, которая по ожесточенности и свирепости превзошла
все остальные. Войну эту которцы развязали по пустому поводу, забыв о том, что для
завершения войн, начатых зачастую по безрассудству, требуется порой немалая удача
и доблесть. Дело было так: однажды в Рагузу прибыл один которский дворянин,
задолжавший большую сумму денег некоему рагузинцу, который настоял, чтобы его
заключили там в тюрьму. Которцы отправили послов к рагузинцам с просьбой
освободить его, так как он был послан с поручением от упомянутого города в Италию;
если же он кому‑то [задолжал и] не был в состоянии отдать долг, то его кредитор мог
воспользоваться недвижимым имуществом последнего, которого было немало на
территории Котора. Однако рагузинцы отказались отпустить его без дозволения
кредитора. Это привело которцев в такую ярость, что они, немедленно вооружив две
галеры, послали их задержать рагузинский корабль, который вез товары из Леванта
и случайно оказался в порту города Роса (Rose). Несколько дней спустя они захватили
и другой их корабль, шедший из апулийского Бари, на котором было немало добра,
принадлежащего рагузинцам. Последние отправили посла в Котор с требованием
освободить и вернуть им упомянутые корабли. Когда которцы ответили отказом,
рагузинцы послали в Которский залив три галеры. Эти галеры из‑за нерадивости
капитана подверглись ночью нападению неприятеля, который, не найдя на них
охраны, захватил одну из них. Остальным удалось уйти от неприятеля, однако в
упомянутой стычке погиб капитан захваченной галеры. Лудовик Туберон пишет, что

К оглавлению