Page 93 - Славянское царство
P. 93

уничтожить Цазона (Zangone), брата Гелимира, с большей частью многочисленного
               вандальского войска, а самого Гелимира взять в плен. Представ перед императором
               Юстинианом, Гелимир, видя, в каком рабском и бедственном положении он оказался
               после стольких лет власти и счастья, с улыбкой произнес: «Vanitas vanitatum, et omnia
               vanitas» (лат. Суета сует и все — суета — изречение царя Соломона (Екклезиаст, 1, 2 и
               12,  8)  и  добавил,  так  как  был  образован  и  изучил  все  книги  по  философии  и
               словесности:  «Я  не  удивляюсь,  о  лучший  из  императоров,  своему  стремительному
               падению  с  высот  счастья  в  пучину  бед,  потому  что  знаю,  как  непостоянна  судьба;
               знаю, как, шутя, она в мгновенье ока возносит и низвергает смертных. Я удивляюсь
               лишь, как могло случиться, что вопреки ей я до сих пор не пал духом. Этого бы не
               произошло, не окружи я свой разум крепкой стеной убеждения, что все пришедшие в
               этот  мир  подвержены  изменчивости  судьбы,  и  особенно  те,  кто  стоит  во  главе
               государств  и  империй,  так  как  они  выдаются  над  всеми  и  представляют  собой
               прекрасную  мишень  для  ее  удара.  Теперь,  испытав  все  это  на  себе,  я  нахожу,  что
               самыми счастливыми следует считать тех, кто занимает низкое положение, а вовсе не
               королей. Ведь, кроме того, что их разум и душа не обременены мыслями и заботами,
               связанными  с  высоким  положением  и  управлением  государством,  они,  помимо
               многих других выгод, имеют то преимущество, что знают  — при неблагоприятной
               судьбе  им  многого  не  потерять,  поскольку  многого  у  них  и  нет.  Королям  же,
               владеющим  многим,  тяжко  падать  из  богатства  в  нищету.  Сужу  по  себе  —  прежде
               повелевал  я  войсками,  городами,  провинциями,  купался  в  развлечениях,
               удовольствиях и изобилии во всем, внушая страх и поклонение моим подданным, но
               прошло  немного  времени,  и  вот  у  меня  нет даже  куска  хлеба,  чтобы  утолить  свой
               голод; губки, чтобы утереть мои слезы; цитры, чтобы утолить мою печаль. Посему, о
               император,  если  кто  сравнит  наши  с  тобой  победы,  то  признает  меня  достойным
               большего триумфа, чем тебя. Ты победил одного из королей — это обыденное дело,
               так  делают  и  другие.  Я  же  победил  судьбу,  которую  еще  никому  и  никогда  не
               удавалось победить. Ты сразил того, кто уже был сражен ей, я же поверг наземь ту,
               которая, хотя и сразила меня, но победить все же не смогла. Ты сражался с тем, кто
               теперь  сражен  голодом,  я  же  одержал  верх  над  той,  которая  не  могла  насытиться
               всеми  моими  невзгодами.  Ты  —  одного  из  государей  мира,  я  —  императрицу  и
               королеву всех государств и империй. Если же ты сомневаешься в моей победе над ней,
               то смотри — я еще жив, ее удары не повергли меня на землю, несчастья свои переношу
               я  со  спокойной  душой.  На  мой  взгляд,  моя  победа  весомей  твоей,  так  как  оружию
               свойственно побеждать, но человеку не свойственно одерживать верх над судьбой;
               если  он,  конечно,  не  больше,  чем  человек.  Ты  прославишься  тем,  что  покорил
               Вандальское королевство, я  — тем, что покорил судьбу, с которой в будущем буду
               биться еще отважней, поскольку ей нечего отнять у меня, кроме самой жизни. Я знаю,
               о  император,  тебе  не  нужна  моя  жизнь,  поскольку  милосердие  у  столь  великого
               государя не должно уступать его силе и доблести. Но даже если ты захочешь отнять
               ее у меня, и тогда судьба не сможет сказать, что победила меня, потому что, убив мое
               тело, она не сможет убить мою душу, которая сама по себе бессмертна и заключает в
               себе всю человеческую сущность и достоинство. Видимая же наша внешность — это
               скорее тень, чем наш истинный образ. Я не должен испытывать страха перед столь
               милосердным государем, о силе которого можно судить не потому, как он побеждает



               К оглавлению
   88   89   90   91   92   93   94   95   96   97   98