Page 132 - vovie

Уве Топпер: «Великий обман. Выдуманная история Европы» 131

ночи».
И, разумеется, там зафиксирован догмат о чистилище. Кирхер это доказывает, приводя

длиннейшие цитаты из Библии и сочинений отцов церкви (с. 52). Столь многословная
аргументация свидетельствует о том, что, как установил Ле Гофф, представления о чистилище
были еще новы даже и для XVI века. Из чего следует, что надпись фальсифицирована.

Разоблачение неразоблачимой подделки

Сирийские слова по краям несторианского камня – это, собственно, только имена
миссионеров. В отличие от первоклассной китайской каллиграфии основного текста,
«сирийский фрагмент» выполнен настолько халтурно, что становится очевидно: надпись
вырезал не иезуит, а – по «шпаргалке», предоставленной патером Триго, – китаец, для которого
сирийский был абсолютно незнакомым языком. Однако именно сирийский текст крайне важен:
в нем увековечен год создания надписи, 1092-й по греческому летоисчислению. Считая
началом греческого летоисчисления 310 год до н. э., как это принято делать, мы получаем дату
установки камня – 782 год н. э. Этот пункт Кирхер обосновывает столь же подробно, сколь и
утомительно. Он с воодушевлением указывает на то, что в надписи присутствует двойная
датировка: еще одно указание даты относится к упоминаемому в ней китайскому императору.
Мы еще увидим, куда приведет нас этот роскошный вывод.

Эммануэль Диас, описывавший находку в одном из посланий от августа 1625 года, вдруг
делает ее на 250 лет старше; в письме же от 1627 года он возвращается к первоначальной дате.
Следовательно, в этом вопросе среди иезуитов первоначально имелись разные точки зрения.

И еще несколько подробностей, связанных с обстоятельствами находки: в 1625 году
иезуит патер Триго и крещеный за два года до события китаец Мельхиор Чу
(высокообразованный человек знатного рода) отправились в Сиань Фу, одну из древних столиц
Китая. Там была найдена мраморная плита, сразу же признанная Триго подлинной. Находка
вызвала в народе необыкновенный ажиотаж; взглянуть на нее прибыл сам губернатор. Все, от
мала до велика, дивились неоспоримому доказательству непрерывности христианской
традиции. Дело в том, что китайцы все время упрекали миссионеров в том, что никто, мол, в
Китае прежде ничего не слышал об этом якобы древнем учении, о христианстве.

Доказательство древности происхождения для китайца неизмеримо важнее, чем для
европейца 190, поэтому миссионеры считали себя вынужденными представить китайцам
длительный «ряд предков» христианской религии. Позже, в 1650 году, в иезуитской церкви в
Пекине была установлена каменная доска с перечислением «предтеч», начиная со Святого
Фомы, одного из 12 Христовых апостолов, сирийских миссионеров, Франца Ксавера, никогда,
кстати, не бывавшего в Китае 191, заканчивая Матео Риччи, первым истинным гением
китайской миссии иезуитского ордена 192.

190 Так могли считать миссионеры, ибо в Европе как раз вошло в моду приведение таких «доказательств».
Китайская историческая традиция хотя и имеет представление о благородной древности, но не располагала
никакой длительной хронологией (ее как раз и придумали иезуиты по европейскому образцу). Для китайцев
древние служили прообразом, носителем моральных критериев или, наоборот, примером их нарушения. В любом
случае, к истории обращались в поисках поучительных историй, а не хронологических списков.

191 Будучи одним из основателей Ордена иезуитов, испанец Ксавер (1506-1552) возглавлял иезуитскую миссию
в Гоа (Индия) с 1542 г., провел два года в Японии, где – путем подкупа – получил право проповеди и, узнав в
Японии о том, что наиболее образованным народом мира являются китайцы, отправился в конце своей жизни в
Китай. Он заболел и умер на острове Санкиан, расположенным перед гаванью Кантона в нескольких километрах
от материкового Китая, так и не успев дождаться разрешения на въезд в этот портовый город.

192 Итальянец Матео Риччи (1552-1610) был первым иезуитом, принятым в Пекине двором, ставшим одним из
мандаринов, императорских чиновников, и допущенным до императорской аудиенции. Будучи глубоко
образованным и мудрым человеком, он не только в совершенстве выучил китайский, но и освоил учение
Конфуция, стал носить китайскую одежду, придерживаться китайских обычаев и выдавать себя за
священника-конфуцианца. Риччи сумел завоевать доверие определенных кругов китайской знати. Сверх этого он