Page 316 - Славянское царство

некоторое время, он попытался через послания убедить Иваца оставить свою затею,
которая не могла принести ему ничего, кроме гибели. Тот умелыми ответами
продержал императора в неопределенности более пятидесяти шести дней. Префект
Охрида Евстафий, видя, какую озабоченность и огорчение вызывает у императора
Ивац, доверив дело лишь двум слугам, в верности которых он был уверен, выждал
подходящее время и сделал следующее. Был день Успения Богородицы, и Ивац, по
обычаю тамошних славян, устраивал пир для своих [подданных], причем прийти на
этот пир могли не только соседи и знакомые, но и гости из далеких стран. Евстафий
без приглашения отправился на упомянутый праздник. Задержанный дозором,
охранявшим проходы, он попросил передать Ивацу, что с ним желает переговорить
Евстафий. Ивац, немало удивленный, что тот по своей воле явился во вражеский стан,
приказал привести его и с радостью принял. Когда по окончании заутрени все
разошлись по домам, Евстафий сказал Ивацу, что должен переговорить с ним с глазу
на глаз. Ивац, уверенный в том, что Евстафий отложился от римлян и должен
обсудить с ним важные для обоих дела, взял его за руку и, приказав слугам находиться
поодаль, медленно направился с ним в одно тенистое место, где росло множество
яблонь, столь больших, что за ними никто не мог их услышать. И вот, когда Ивац
оказался там один на один с Евстафием, мужем сильным и отважным, тот
стремительно бросился на него и, повалив на землю, уперся ему коленом в грудь,
почти не давая дышать. Тем временем по поданному им знаку прибежало двое его
слуг и, заткнув Ивацу рот рушником, чтобы он не мог ни кричать, ни позвать на
помощь, выкололи ему глаза. Отведя его во дворец, они поднялись на чердак и,
обнажив мечи, стали ждать нападения врагов. Те, услышав об их дерзости,
немедленно сбежались к дворцу, вооруженные кто мечом, кто копьем, кто луком, кто
камнем. Толпа несла горящие поленья и факелы, крича, чтобы их убили, сожгли,
изрубили и забили камнями, и никто не жалел этих негодяев и злодеев. Евстафий,
видя ярость болгар и ни на минуту не сомневаясь в неминуемой гибели, тем не менее
все время подбадривал своих товарищей, призывая не падать духом и не дать
схватить себя, как пугливым бабам, врагу, от которого нечего ждать, кроме жалкой и
лютой смерти. Высунувшись из окна и сделав болгарам знак рукой, чтобы они
поутихли, он обратился к ним с такими словами: «Болгары! Вам хорошо известно, у
меня никогда не было личной вражды к вашему государю, поскольку он — болгарин,
а я — римлянин. Более того, я римлянин не из Фракии или Македонии, а из Малой
Азии, которая лежит так далеко от вашей родины, что об этом знают только ученые
мужи. Посему всякий, кто не лишен разума, поймет, что поступок мой вызван не
безрассудством, а необходимостью. Если бы я был лишен рассудка, то никогда не
отважился бы на такое дело с очевидной опасностью для жизни. Поймите, все, что я
сделал — я сделал по приказу и воле моего императора. Если за это вы хотите убить
меня, мы — в вашей власти, однако мы погибнем или сложим оружие не раньше, чем
воздадим достойную месть за наши жизни. Мы будем биться насмерть! И если мы
погибнем, что вероятно, да что там, неизбежно: ведь нас так мало, а вокруг — толпа,
то свою смерть мы будем считать наисчастливейшей. Тот, с которым вы хотите вести
затяжную войну, отомстит за нашу кровь!» Болгары, выслушав эти слова и понимая,
что остались без предводителя, в то время как император с войском стоит
поблизости, утихомирились, и их старейшины ответили, что согласны признать

К оглавлению